Top.Mail.Ru

Экономические парадоксы в теории и на практике

В экономических исследованиях многих учёных и экономистов сложилось общее представление об экономике как области применения фактологической информации со строгой последовательностью изложения подчас взаимозависимых следствий и аргументов. При этом не так много работ известно о том, что многие факторы одной области имеют большую детерминированность в сторону исключения пользы и выгоды труда для людей, занимающихся экономической деятельностью в других условиях. Экономическая теория становится разделённой на формальные законы и парадоксы, и изучение последних может принести пользу, особенно во времена шаткой ситуации в области накопления благ, капитала и ресурсов. Для некоторых существование парадоксов может быть осмысленным препятствием для начала их экономической деятельности, ведь парадоксы начинают действовать уже на ранних стадиях деловых отношений, как, например, парадокс прибыли, говорящий о том, что любая конкурентность мешает продвижению дела. Остальные – имеют более тонкие отношения внутри экономической системы и менее явные логические связи между факторами своего действия, но их присутствие ощущается для многих акторов на финансовом поприще.

Достаточно широко известен в экономической науке закон Гудхарта. Этот принцип политической экономики заключается в том, что экономический показатель нельзя делать целевой функцией для реформ, потому что прежние эмпирические закономерности, которые использовали данный норматив, перестают действовать. Наблюдая за экономикой Великобритании, Чарльз Гудхарт подметил, что монетарное таргетирование инфляции посредством контроля денежного агрегата, который был статически значимо связан с темпом инфляции, было неэффективно. Как оказалось, каждый раз под контроль брался недостаточно широкий агрегат денежной массы (М2, М3 и М4), а наличие неучтенного «монетарного довеска» позволяло банковскому сектору «накачивать» денежную массу и инфляцию в обход контролируемого индикатора. В 1985 г. результаты анализа принципа Гудхарта были подтверждены также на примере экономики США. Один из постулатов закона гласил, что в попытках регулировать какую-либо конкретную экономическую переменную государство искажает значение этой переменной для общей картины до такой степени, что контроль над ней оказывается абсолютно неэффективным.

Общими словами закон выражается следующей формой: осознание людьми того факта, что правительство пытается контролировать определенную экономическую переменную, неизменно приводит к тому, что они начинают подстраиваться под этот контроль, изменяя значение этой переменной таким образом, чтобы результаты проведенного контроля удовлетворили государство. Данные становятся «искусственно созданными», в результате чего оценка качества эффективности показателя становится ложной, и даже использование данных в подсчётах приводит к нарушению в них естественности по отношению к существующему экономическому положению.

Касаемо понижения безработицы с помощью экспансивной работы центрального банка существует полемика между приверженцами кейнсианской теории и последователями теории рациональных ожиданий, которая была основой закона Гудхарта. Кейнсианцы считают, что повышение цен поднимет доход предприятий и инвестиции в производственные мощности и, соответственно, спрос на дополнительную рабочую силу повысится. Согласно теории рациональных ожиданий рынок будет предполагать повышение уровня инфляции, а это отразится на повышении уровня номинальной заработной платы по требованиям трудящихся, цель которых – сохранить прежний уровень реальной зарплаты. В результате такая политика не оставит даже краткосрочного эффекта на рынке труда, и уровень безработицы останется прежним.

Представители австрийской школы и кейнсианской теории не забыли даже покритиковать модель формирования ожиданий в этой теории, сославшись на фундаментальную непредсказуемость будущего, при которой формирование ожидаемого не может быть рациональным. Однако информация о будущем, главенствующая в подборе вопросов по выходу из неустойчивых ситуаций в теории рациональных ожиданий, всё-так же имеет высокую цену, причём прогнозы могут быть оптимальным решением, ведь сбор более подробной информации слишком дорог.

Среди примеров действия парадокса, созданного Гудхартом, по точкам и аспектам нелогичного контроля со стороны администрирования структурами есть и системы в экономической области, и в социальной. Например, система KPI (ключевые показатели эффективности), которая зачастую подвергается критике по причине того, что в попытке достичь одного показателя компания забывает про другие показатели, а главное – о своей миссии, что негативно сказывается на её деятельности в целом. Или же школа, пытаясь подготовить детей к сдаче ЕГЭ, напрочь забывает научить их самому главному – умению критически мыслить. Даже блоггер, ориентируясь на количество подписчиков, забывает о том, что главное в его деятельности – это качество и польза контента.

Говоря о законе Гудхарта и теории рациональных ожиданий, мы можем заметить ещё один парадокс, рождающийся на этой почве и касающийся монетизации экономики. Связанная с насыщенностью ликвидных активов и свободой движения капитала, монетизация экономики в высших показателях даёт возможность государству заимствовать деньги на внутреннем рынке и выполнять социальные программы. Однако существуют различия между номинальной и реальной денежной массой. Бесконтрольная денежная эмиссия приводит не к увеличению монетизации экономики, а к её уменьшению. Быстрый рост номинальной денежной массы в период инфляции приводит к росту цен и, соответственно, номинального ВВП, который опережает рост количества денег, что соответственно приводит к снижению коэффициента монетизации. Снижение темпов роста номинальной денежной массы при растущем ВВП повышает доверие к национальным деньгам, что, в свою очередь, приводит к росту монетизации экономики. В общем, нужно учесть, что при парадоксе, описанном Гудхартом, идёт разговор об общем коэффициенте реальных расчётных единиц при отсутствии очевидного роста ВВП, так, что эти реальные деньги имеют большие шансы стать номинальными деньгами. Это, в целом, никак не влияет на монетизацию. Сам парадокс монетизации свидетельствует уже, скорее, об общем состоянии внутри хозяйственной сферы, которая должна более органично вливаться в процессы принятия решений у высшего экономического звена. Низкий уровень монетизации создаёт искусственный дефицит денег и, соответственно, инвестиций, а насыщение экономики деньгами при неразвитой финансовой системе приведёт лишь к увеличению инфляции и, соответственно, ещё большему снижению монетизации экономики. Это обусловлено тем, что дополнительная денежная масса попадает на потребительский рынок, увеличивая совокупный спрос, и никак не воздействует на уровень предложения.

Что касается таких рынков, как российский, то, несмотря на неуклонный рост денежной массы в России, ее уровень остается недостаточным для обеспечения высоких темпов экономического роста. На сегодняшний день в РФ фактическое количество денег в обращении более чем в два раза меньше произведенного совокупного продукта и не превышает даже 50%. Таким образом, острый дефицит денежной массы приводит к тому, что экономика оказывается фактически «обескровленной». Необходимо отметить, что в 2014 г. происходило сокращение уровня монетизации по сравнению с 2013 г., что было связано с проводимой Центробанком РФ жесткой рестрикционной политикой для поддержания курса российского рубля и подавления инфляции. Более того, на сегодняшний день в странах СНГ построен антипод современным финансовым системам развитых стран, поскольку цена кредитных ресурсов на порядок выше, а уровень монетизации почти в 3 раза ниже.

Тем не менее, Россия занимается не только подавлением инфляции, т.к. отойдя от чистого монетаризма 00-х гг., предполагающего участие государства в экономике исключительно воздействием на размер денежной массы и на кредитные ставки, российская власть стала использовать элементы теории кейнсианства, предполагающей финансовое стимулирование экономики прямыми государственными расходами. И тут мы имеем дело с полем действия ещё одного парадокса – парадокса бережливости. В частности, расходы касались каких-либо проектов типа Олимпиады, Чемпионата Мира по футболу и строительства космодрома «Восточный». Началось активное финансовое вливание в сектор ВПК. Резко оживилось и финансирование различных инфраструктурных проектов. Всё это исходит из желания поддерживать не совсем явные процессы жизни общества. Ведь сам парадокс бережливости, казалось бы, имеет мало общих дел с ситуацией в России, но именно о нём говорит Дж. Кейнс, прибегая к своей модели развития. Поэтому общий вектор действий властей, конечно, видимо был подтолкнут соображениями о существовании такого образа дел.

Парадокс формулируется следующим образом: «Чем больше мы откладываем на чёрный день, тем быстрее он наступит». Если во время экономического спада все начнут экономить, то совокупный спрос уменьшится, что повлечет за собой уменьшение зарплат и, как следствие, уменьшение сбережений. То есть можно утверждать, что когда все экономят, то это неизбежно должно привести к уменьшению совокупного спроса и замедлению экономического роста.

В простой кейнсианской модели следовало, что для экономического роста необходимо увеличивать совокупные расходы, которые действуют подобно инъекциям, обусловливая рост совокупного дохода с эффектом мультипликатора. А все изъятое из потока расходов мультипликативно сокращает совокупный доход, подталкивая экономику к рецессии или депрессии. Если обратиться к истокам кейнсианства, то мы увидим, что смысл всех финансовых расходов государства один – стимулирование внутреннего спроса за счет государственного финансирования.

Речь может идти о производстве оружия или строительстве инфраструктуры, в любом случае смысл этих действий всегда одинаков – вброс на рынки дополнительных денег без формирования дополнительной товарной рыночной массы. При этом мнение Кейнса о совокупном доходе, кажется, имеет далёкое отношение с реальной обстановкой дел. Да, если государство купило, например, танк, то рабочие получили зарплату, производители металла и энергии оплату своих услуг, а вот товара на рынке не появилось. Но все эти деньги стали платежеспособным спросом для уже имеющихся на рынке товаров. За счет этого и происходит стимулирование спроса и оживление экономики. То же самое происходит при строительстве дороги или стадиона.

В принципе, и то, и другое можно сделать платными, но сроки окупаемости и генерируемые денежные потоки не соизмеримы с объемом вложений. В некоторой степени масштабное государственное финансирование военно-технических и инфраструктурных проектов имеет положительное воздействие на экономику, стимулируя производство тех же металлов, строительных материалов и саму строительную отрасль. Да и обновление общей инфраструктуры, почти пришедшей к состоянию развала, тоже положительно.

Особый взгляд, более глобального вида, на экономические закономерности предоставил своим парадоксом глобализации Дэни Родрик в 2011 г. Родрик предполагает наличие конфликта между демократией, экономической глобализацией и неограниченной автономией или суверенитетом государств. Он утверждает, что невозможно сосуществование этих трех целей политики на уровне национального государства. Постулируемый автором парадокс – это т.н. трилемма глобализации, в которой совмещение всех трёх факторов экономического развития видится проблематичным. Исторический экскурс на проблему может определить ключи к решению вопроса в том виде, в котором он существует сейчас с технократической элитой вместо демократии в некоторых странах, приспосабливающей свою политику к требованиям мирового рынка (а не к ожиданиям граждан), и стремлением создания мирового правительства («глобальный федерализм»).

Итак, первая попытка управления глобализацией была предпринята перед Первой Мировой Войной в виде принятия странами мира золотого стандарта. Это сильно ограничило возможности национальных правительств по развитию экономики. Например, в 1930-х гг., когда Великобритания попробовала вернуться к золотому стандарту, выяснилось, что политика ограничений непопулярна у избирателей. Тем самым, золотой стандарт, допуская суверенитет и свободу движения товаров и капиталов, входит в противоречие с демократией. В ту же ловушку попала еврозона: внутренняя глобализация рынков товаров и капитала с сохранением суверенитета привела к насаждаемой Брюсселем и Берлином политике ограничения, которая порождает социальные трения. Например, при таких делах для Греции и Испании выход из еврозоны был бы меньшим злом. Эти случаи могут быть показательными для определения ситуаций, когда погоня за тем, чтобы учесть тот или иной фактор экономики, в итоге ограничивала ещё один немаловажный. Таким же примером может быть Бреттон-Вудская система, которая не ограничивала демократию и суверенитет (допуская, в частности, «государства всеобщего благосостояния»), но давалось это ценой ограничения глобализации в виде лимитированной свободы торговли и жёсткого контроля за движением капиталов. После распада Бреттон-Вудской системы преуспевшие государства типа Китая характеризуются тем, что они сохранили больше черт этой системы, а не погнались за полной открытостью в рамках ВТО.

Всё это ведёт к снижению свободы в управлении национальными экономиками, невозможности регулировать мировые финансовые рынки и отбрасыванию на вторые позиции развивающихся стран. При этом возврат к такой системе, как Бреттон-Вудская, может позволить суверенным, демократическим странам воспользоваться возможностями мирового рынка в пределах определённых международных принципов его работы.

Ещё среди наиболее показательных экономических парадоксов стоит отметить парадокс Леонтьева. При анализе внешней торговли США за 1947 г. Леонтьев предположил, что доля капиталоёмких товаров в экспорте будет расти, а трудоёмких – сокращаться. В действительности, когда под прицел экспертов попал торговый баланс США, то доля трудоёмких товаров в нём не сокращалась, наоборот, с того года она растёт опережающими темпами. Можно вполне понять такую обстановку, вспомнив об упомянутом выше аспекте технократии, когда требования общества ставятся выше в стремлении свергнуть неугодный насаждаемый режим. Обычно, как утверждают специалисты, направленность в сторону мировых рынков грешит моралью и для правительства бывает сложно не учесть желание людей в той именно сфере, в которой им больше нравится.

И наконец, не самый маловажный парадокс в экономике – парадокс Гибсона. Наблюдение это касается того, что процентная ставка и общий уровень цен коррелируют. Сам Кейнс говорил о данной корреляции, как о предмете для установки количественной экономикой. Конечно же, это не имеет никакого отношения к именно количественной теории денег, потому что невозможно было бы предугадать уровень находящихся в обороте денег у правительства и граждан, если бы оборот денег включал бы в себя банковский сектор. Банки – это ликвид, имеющийся для реализации денег при нехватке чисто экономических ресурсов, финансовый агрегат, обладающий сверх-способностью погашать долги заёмщиков, когда они номинально перемещаются из одной социальной ячейки в другую. Таким образом, становится понятным, что норма процента – это инвестированный капитал государства, который оно стремится возместить с помощью оперирования ценовой политикой.​

2 thoughts on “Экономические парадоксы в теории и на практике

  1. Can I simply just say what a relief to uncover someone that truly understands what theyre talking about online. You certainly realize how to bring a problem to light and make it important. A lot more people have to check this out and understand this side of your story. I was surprised you arent more popular given that you definitely have the gift.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *