
Эмоциональный выбор
Нобелевский лауреат Герберт Саймон запустил революцию в теории принятия решений, когда он представил миру понятие когнитивной иррациональности, – концепцию, требовавшую переосмысления существовавших в его эпоху моделей рационального выбора, – добавив в неё когнитивные и ситуационные разграничения. В дальнейшем выпускалось много исследований по теме эмоционального выбора. Перенос вопроса на макро-уровень породил постулат о том, что, учитывая фактор счастья у людей в солнечные дни, можно провести положительную корреляцию в такие дни с показателями на фондовой бирже. Или, например, установлено, что во время поражения национальной команды по футболу доходность биржи снижается. Вообще, обозначившееся наличие исследований на эту тему было принято как сигнал к позитивным социальным и экономическим действиям. Среди самых общих вопросов: эмоции дают возможность вычислить мотивы человека, благодарность рождает щедрость у других, групповое мышление часто изливается наружу лишними эмоциями. В итоге мы имеем то, что отразилось годами изучений в нейронауках и психологии, изложенное в монографии Робина Марквицы «Об эмоциональном выборе», написанной в 2018 г. и заслужившей право называться описанием теории эмоционального выбора, альтернативной модели рационального выбора и конструктивистских положений.
Исследователи Лёвенштейн и Лернер разделяют эмоции во время принятия решений на два типа: те, что предвосхищают более насыщенные будущие эмоции, и мгновенные, ощущаемые во время рассуждения и решения вопросов. Те случаи, в которых говорится о предчувствии эмоций, описывают, в основном, ситуации, когда люди склоняются больше сравнивать итоговый результат принятого решения с тем, что могло бы случиться, нежели со своим реальным положением. Допустим, участники игры, которые могли выиграть 1000 длр. и закончили ни с чем, основывают своё разочарование на потере приза, в отношении которого они лелеяли свои надежды, чем на факте, что они имеют меньше денег, чем когда они начали игру. Такой процесс называется контрфактуальным мышлением. Это абсолютно идёт в противоречие с мгновенными эмоциями, поскольку по т.н. теории поддержания настроения те, кто принимают решения и находятся в состоянии счастья, абсолютно неохотно решаются на азартные игры. То есть, другими словами, счастливые люди выбирают против азартных игр, потому что они не хотят подрывать счастливые чувства. Кроме того, развивающаяся при эмоциональном предчувствии большая эмоциональная чувствительность повышает возможность слишком бурных эмоций при таком основополагающем процессе как принятие решений. Такие стойкие чувства могут даже менять когнитивные процессы и снижать мотивацию к действию, основанному на подключении большего количества ресурсов.
Когда моментальные эмоции интенсивны, они имеют тенденцию отрицать возможность вероятного исхода ситуации; например, страх перед полётами во время выбора средства передвижения для путешествия может привести к тому, что человек выберет перемещение на авто, даже при том, что статистика безопасности полётов говорит о том, что воздушные путешествия представляют меньше всего опасности. Соответственно, эмоции сами по себе могут влиять на решение больше, чем серьёзное рассмотрение вопроса. Также мгновенные эмоции могут быть очень чувствительны к тому, насколько отчётливо предстаёт перед человеком итоговый момент его принятого решения. Страх полёта может быть также сопровождён ярким внутренним образом крушения самолёта в голове субъекта. И не менее важно, что, чем быстрее должен назреть финальный итог, тем более насыщенными будут эмоции, касающиеся данного события.
Механизм руководства поведением эмоциональными процессами был сформулирован гипотезой соматического маркера нейробиолога Антонио Дамасио. Выражается он в том, что когда соматический маркер, ассоциируемый с положительным исходом, переживается человеком, личность может быть в поднятом внутреннем состоянии и мотивирована преследованием своей цели. Когда маркер ассоциируется с негативным итогом, личность находится в грустном состоянии и эмоции бьют тревогу, чтобы избежать предполагаемого действия. Такие переживания поддерживаются прошлым опытом и предшествуют достаточно выгодным выборам, являясь, меж тем, адаптивными. Хотя, в общем, склонность к самоограничению довлеет в нашем обществе, заставляя избегать поиска верных ответов, традиционно завязанных на человеческой системе ценностей: из людских умений, способностей, привычек, мотивационных аспектов или чувства удовлетворения. Когнитивный подход зачастую говорит о важности поступающей информации прямо во время принятия решений. Здесь надо знать, что смещающие сигналы соматического маркера из тела представлены и регулируются в определённой эмоциональной схеме мозга, в частности, префронтальной коре, чтобы управлять решениями в момент многосложности и неопределённости. Эти сигналы маркера заставляют идентифицировать происходящее и быстро реагировать. Возможно, что и новая информация будет оперироваться разумом, просто процессы будут интенсифицироваться, отдавая должное более свежим эмоциям. Моментальный импакт будет в том, как информация проследует, отдавая должное больше эффективности при принятии решения. Позитивный аффект вызывает интеграцию сигналов, полученных индивидом, повышает гибкость или креативность.
В книге Дамасио «Ошибка Декарта: эмоции, разум и человеческий мозг» изображены пациенты с повреждениями префронтальной коры, которые не могут вызывать у себя эмоции для эффективного принятия решения. На одном из примеров пациента Эллиота показано, как человек без эмоций не может совершить простой выбор, например, какого цвета носки одеть. Даже когда нам кажется, что наш выбор рациональный, он всё-равно может быть основан на эмоциях. Хотя до этого теории говорили о том, что мышление часто выступает триггером эмоций, как, например, по когнитивной оценочной теории Ричарда Лазаруса, мы можем убедиться, что гипотеза Дамасио более чётко показывает весь процесс реакции человека на событие. Допустим, на примере медведя, встреченного в лесу, мы можем понять, как человек чувствует эмоции. Если у Лазаруса мысль об опасности ведёт к страху и последующим физическим ощущениям, то с позиций Дамасио эмоциональная «картинка» медведя, как хищного и могучего зверя, которая даётся нам из опыта, заставляет нас потом бежать или пытаться сражаться. Оценка ситуации не может дать ответный импульс эмоциям, потому что мы не знаем, на что способно каждое конкретное животное, ведь нам покажется, что медведь может и не напасть, а на анализ этого уйдёт много времени.
О влиянии негативных чувств на решения говорят определённые эксперименты, а именно, по поводу азартных игр и выбора работы. Несчастные субъекты в них выбирали высокорискованную, но и высокооплачиваемую опцию, в то время, как тревожные субъекты предпочитали низкие виды задействования. Эти эксперименты заявляют о том, что тревога и грусть сообщают о различных типах информации для исполнителя решений и разных первоочередных целях. Сообщалось в них также и то, что пока тревога концентрируется на снижении неопределённости, грусть требует замены положения наградой. Т.к. мы не можем проследить рационально последствия решений для разных людей, мы не можем просто так сказать положительные у них эмоции или отрицательные (в частности для нас). Тем не менее, такая неопределённость – это выражение оценки возможности данного события произойти в определённой ситуации. Теорема Байеса корректирует вероятность с помощью доступных свидетельств. Последующие за данным событием события – лишь ресурс новых свидетельств, говорящих о возможности или невозможности события. То есть фактически, оценка рациональности, или, скажем, корректности чьего-то поведения возможна применимо, например, к возможному стандарту или нормативной модели. Когнитивные подходы заметно расширяются, при этом это всё та же старая модель математического анализа решений, которая является, кстати, более точной, чем рациональная.
Некоторые исследования говорят нам о многосложности и широте значения эмоционального выбора. Исполнители решений, которых просили рассмотреть предостережения безопасности во время переживания негативных эмоций при выборе машины, больше склонялись не выбирать ничего и сохранить уже имеющийся у них статус. Участники исследования, испытывавшие гнев с крайней степенью разочарованности, имели тенденцию выбирать опцию с высоким риском, но и высокой наградой в лотерее – выбор, который относится к категории самобичевания. Бесстрашные люди делали пессимистические суждения о будущих событиях, тогда как злые люди совершали оптимистические вариации. Участники опыта, у которых была вызвана грусть, останавливались на установке низкой цены для продажи предмета, который им нужно было продать; наблюдатели предположили, что продажа вещи принесёт изменения участникам в их положении и таким образом перемену в настроении. Также имел место опыт, в котором участники с нормальным эмоциональным оперированием процессов были вовлечены в розыгрыш карт. Принимая карты из опасных колод и последовательно переживая потери и следующие за ними негативные эмоции, они, в последствии, делали более безопасные и прибыльные выборы. Участники с повреждениями мозга, которые были обречены не переживать эмоциональный отклик, никак не меняли своё поведение.
Надо отметить, что в некоторых из перечисленных опытов (рисковая работа, продажа предмета) возможно, что человек выбирает насытить свои желания, но не выбирает удовольствие, которое он видел бы также доступным при наиболее стоящем решении. Также при выборе машины человек делает выбор «не выбирать». Чтобы не возникало путаницы с акразией, формой потери самоконтроля при принятии решений, уходящей во времена Платона, нужно отметить, что в исследованиях об акразии поднимается вопрос о пристрастии к каким-либо чувствам или объектам, а многие испытуемые в исследованиях об эмоциональном выборе доводились до их состояния искусственно, снижая тем самым возможность пристрастности в оценке.
Многие опыты подтвердили позитивное влияние эмоций на выбор человека. Абсолютно эмоциональный выбор – это очень быстрый способ принятия решений, в сравнении с рациональным. Как в том случае с медведем, это реактивный (и в большей степени бессознательный) вариант и может быть использован во время резкой, мгновенно возникшей опасности или же в случаях малого значения. Некоторые исследования доказали эмоциональную настойчивость уважения жизни другого живого существа. Эмоции могут предоставлять способ кодификации и категоризации опыта, давая возможность последующего быстрого отклика на ситуацию. Поэтому некоторые решения экспертов во время каких-нибудь полевых исследований имеют высокоточную специфичность. Эмоции – это также, возможно, сигнал из бессознательного и поэтому дают информацию о том, что мы действительно выбираем. Также часто бывает, что следуя за цепью логических решений, эмоциональный выбор даст возможность охарактеризовать финальное предпочтение во время разночтений близких или эквивалентных пунктов, так как система общего ряда уже интуитивно понятна. И конечно же, индивиды просто заинтересованы в эмоциональной составляющей какого-то процесса, также и вовлечены в условия, где не правит балом банальная самозаинтересованность.
Решения могут стать каналом, через который эмоции управляют каждодневными попытками избегания негативных чувств (вины, страха, сожаления) и повышения позитивных чувств (гордость, счастье, любовь). Когда это материализуется, новые эмоции появляются (ликование, удивление, раскаяние). В некоторых играх на взаимодействие часто бывает, что в течение нескольких ходов игроки не могут понять, кто чем занимается, и ходы могут повторяться. При таких синергичных сбоях, всепрощающая натура будет тем, кто будет подхлёстывать кооперацию. Что касается злых индивидов, то они превращаются в отчаянных реваншистов и провоцируют эскалацию отступничества. Цена и выгода намеренно размещаемых эмоциональных выражений в различных подобных контекстах – достаточно интересное поле для будущих исследований. Совместная работа предполагает, что эмоционально развитые индивиды должны лучше выявлять желаемые эмоции от аналогов и, используя это, достигать нужных результатов.
В книге «Об эмоциональном выборе» Марквица теоретизирует на тему двух моделей индивидов: воспитанных в рамках теории рационального выбора экономических субъектов и рассматриваемых с точки зрения конструктивистских положений индивидов, ведущих себя в соответствии с их социальными нормами и идентичностями. В частности, этот вопрос уже решался в рамках поведенческой экономики. Но теперь перед нами абсолютно новое исследование, говорящее через свои инсайты о теории эмоционального выбора, внутри которой развивается новый тип – человек эмоциональный – существо среди множества переплетений норм, эмоций, идентичностей, для которого окружающая среда есть поле оперирования субстанциями «нужда», «цель», «ценность» или «осведомлённость». Исследования в нейронауках утверждают, что только маленькая часть активности мозга идёт на осознанную рефлексию. При этом навык чувствовать – это важный элемент для обдуманного действия и рационального поведения.
Некоторые эмоции, согласно книге, проявляют себя при выборе для человека следующим образом: страх привлекает к чувствам сильное предубеждение в отношении объекта негодования, злость вызывает чувство силы и желание совершать высокорискованные операции, надежда может запустить креативность и настойчивость, гордость делает людей также настойчивее и, кроме того, неподверженными к своим слабостям, чувство унижения вызывает желание опустить руки или, в другом случае, воспрепятствовать уничижителю.
Конечно, из книги нельзя узнать о вкладе не совсем ментально полноценных людей. Мы можем вспомнить таких персон, как президент США Авраам Линкольн или британский премьер-министр Уинстон Черчилль, которые страдали от депрессии и это, вероятно, могло повлиять на их эмоции и, соответственно, на принятие ими решений. Тем не менее, эта книга достаточно полновесное исследование исторических событий, роль в которых играли лидеры стран. Например, в ней рассказывается об эмоциональном выборе Никиты Хрущёва, когда он сначала отказался убирать размещённые на Кубе ядерные ракеты, но затем принял сторону правительства Джона Кеннеди. Также можно прочитать о Саддаме Хуссейне, который отказался прекратить вторжение в Кувейт, что привело к войне.
Усиление и ускорение политических действий во времена мгновенной коммуникации приведёт к тому, что личный эмоциональный опыт каждого отдельно взятого лидера будет вносить ещё большее влияние. Ведь когда лидеры сталкиваются с растущей информацией, давлением времени или отвлекающими факторами они переходят под воздействие сильных эмоций, когда оценивают потенциальную направленность действия. То, как эмоции формируют поведение очень важно для того, чтобы мы понимали, что этот мир не только социально, но и эмоционально соучреждён.